(Продолжение)
Рядом с Гюмбе восседает Алый герой. Он вызывает на бой стотысячный строй. Страшным подвергнутый мукам в адских краях, Не возымел он
привычки выкрикивать: йах! Сталью каленой враги сверлили его, Кожей плетеной, проклятые, били его,- Вытерпел пытки шулмуса злого герой, До
сумасшествия всех силачей довел, А не сказал ни единого слова герой!
Воин, способный вырвать сандаловый ствол С корнем и сучья все на
ходу содрать, Броситься пешим на безмерную рать - И победить отборнейших силачей. Он перепрыгнет через леса бердышей И не заденет ни
одного острия. На две сажени бьет его крови струя. Тело его не пронзят и тысячи стрел. Был он зачат именитой Зандан Герел. Названный
Хонгром, он именуется Львом.
Рядом, всегда в одеянии боевом, Савар Тяжелорукий сидит за столом. В детстве печальный удел страдальца
постиг: Ростом едва лишь большого пальца достиг — Были родители Савра умерщвлены. А через год в пределы его страны Вторглись войска
неизвестных прежде врагов, Отняли подданных — семьдесят языков.
Савар, взнуздав темно-бурого жеребца, Вооружившись, отправился на
восток. Мчался, пока не высох горный поток, Жгучей бесплодной степью скакал без конца Во исполнение завещанья отца: «Сын! Поезжай
пустынею дикой ты, И за мангасским последуй владыкой ты. Грозным Догшоном, Шара владыку зовут, Все его страны сказочными слывут, Сказывают: беднякам — богатство дает, И в родовитых он превращает сирот».
В полдень, когда придавил вселенную зной, Спешившись,
юноша брел дорогой степной. Савра заметил всевидящий, мудрый Цеджи, Молвил пирующим седокудрый Цеджи: «Мальчик бредет пустынею
несколько лун, И в поводу ведет он коня своего. Мысли быстрее на полсажени скакун, Ветра быстрей на сажень; когда на него Юноша сядет,
поднимет секиру свою — Станет сей всадник непобедимым в бою, Станет тогда половина мира - его, Сможет любого сразить секира его! Ныне,
покуда бредет он, жарой опален, Пеший, голодный,- захватим его в полон». И, соглашаясь, кивнул головой нойон.
Мигом оседланы кони. Ветра
быстрей, Двинулись полчища желтых богатырей, А впереди скакал великий нойон. Сердцеобразный колодец проехала рать И миновала мост,
похожий на сон. Тысячи мчались - в полон одного забрать! Ехали ночью - отряд о сне забывал, Ехали днем - забывал он сделать привал. Так они
выехали на степной перевал.
Воины видят: все покрыто кругом Таволожником да зернисто-белым песком. Путник бредет, по земле чумбур
волоча. Сразу коня отобрали у силача, Сразу же заняли дорогу к воде.
Даром, что Савар оказался в беде,- С полчищем бился герой
одиннадцать дней. Даром, что был он пешим,- быстрейших коней Он догонял, сильнейших героев сбивал. И скакуны убегали за перевал, Седла
болтались под животами коней. Видимо, Савар огромной рати сильней! Богатыри порешили сделать привал.
Что же сказать о Хонгре - неистовом
Льве! Он, охмелев от арзы, храпел в бумбулве, Спал и не знал, что нойон выезжать приказал. Думая: «Как бы с Богдо не случилось
беды»,- Спящего мужа стала будить Герензал, Вылив на темя двенадцать кувшинов воды. Голову положив на колени свои, Волосы мужа
пригладила Герензал И обратила к нему моленья свои:
«Где же твой Джангар, сказкою ставший дневной? Может быть, хан преисподней в плен
его взял? Где же твой Джангар, мечтой прослывший ночной? Может быть, стал он добычей шести владык? Людям известен обычай шести
владык: Жертву пытают свою от зари до зари. Может быть, наше войско разбил мальчуган? Взять его в плен задумали богатыри... О прирученный
дикий мой балабан! О укрощенный гордый детеныш орла! О припасенная мной для врага стрела! Коршун мой, приносящий в клюве гнездо! Муж
мой, спеши на помощь к нойону Богдо!»
Выслушал Алый Хонгор супругу свою. Стал он похрустывать пальцами десятью, Буйное сердце
забилось в клетке грудной — Будто бы зверь заметался в чаще лесной. «Вот как богатыри поступили со мной,— Не разбудили, поехали без меня! Я ведь привез их сюда на крупе коня, Связанными привез их - добычу мою, Мял их своими пальцами десятью- Как же могли без меня пойти на
врага? Здесь ли ты, мой коневод, мой Зандан Зарга? Сивого Лыску скорей оседлай моего, Сильного - можно Алтай взвалить на него,- Крепкого -
можно полмира объехать на нем!»
И коневод вернулся с хангайским конем. Лыско помчался труднейшей из горных дорог. Мчался, как будто
буре завидовал он. Пару высоких и тонких передних ног Дальше своих челюстей закидывал он, Задние ноги к прекрасным пахам подбирал И
четырьмя копытами свет попирал. Грязи комки летели, как стрелы, свистя,
Красная пыль поднималась, к тучам летя. Так прискакал он к
джангровым силачам.
Джангар Богдо воскликнул, не веря очам: «О, наконец, примчался на сивом коне Алый мой Лев, мой Хонгор приехал ко
мне, Беркут мой, сердце воинственное мое, Светоч мой, солнце единственное мое!»
Ноги расставив широко и подбочась,— Савар стоит под
сенью сандала сейчас, Савар, которого не побеждал никто! И с расстояния Хонгор крикнул ему: «Если теперь в полон я тебя не возьму, Пусть в
этой жизни подвергнусь гневу Богдо, В будущей жизни - пытаем буду в аду Ханом Эрликом, когда к нему попаду. Быть побежденным — ужасней не
знаю греха!»
Видевший, ведавший многих секир обуха, Лыско прекрасный к Савру приблизился вмиг, Воздух ушами ножницевидными стриг. Савар секирой ударил его тяжело. Лопнул нагрудник, сползло золотое седло, Конь опрокинуться мог бы в красной пыли, Да удержался губами
за корку земли. Хонгор сумел коня на скаку повернуть, Савра сумел ударить в могучую грудь, Вместе с секирой бойца молодого схватил, Вместе с секирой на гриву коня посадил, Савра примчал к пестро-желтому стягу Богдо.
Джангар-нойон побратал в строю боевом Тяжелорукого Савра с неистовым Львом, Принял у них святую присягу Богдо. Вестники посланы были во все концы, И доложили подвластным
ханам гонцы, Что появился новый защитник у них, Стал побратимом на пять поколений земных.
Снова наполнилась воинами бумбулва, И
богатырские снова пошли торжества. Так, говорят, происходят у Джангра пиры: Должен пропеть запевала Дуун Герел Звонкие шастры - сказанья
древней поры. Чтобы напев серебряным блеском горел, Юный Цеден играет на звонкой домбре. Славится также искусством Очир Герел. Огненной красотой он подобен заре, Что золотит рассветающие небеса.
Сказывают: у женщин при виде его Падают с бедер сами собой
пояса. Сказывают: у девиц при виде его Сами срываются пуговки на груди. Даже старухи, плетущиеся позади, Даже и те приговаривают,
семеня: «Ах, почему ты прежде не встретил меня, Прежде, в мои целомудренные года!»
Тайну каждого звука разгадывал он. К нежным губам
свирель прикладывал он, И, неизвестные раньше, рождались тогда Звуки, подобные пению лебедей, Что по весне мелькают в густых
камышах. Отгулы звуков подолгу звенели в ушах Подданных Джангра, тысячи тысяч людей Песням внимали, дыхание затая, И небесами людям
казалась земля...
Видите, хан — это сильный, богатый народ, Все — родовиты, нет в этом ханстве сирот. В счастье, в покое пребывает страна, Где неизвестна зима, где всегда — весна, Где и дожди подобны сладчайшей росе, Где неизвестна смерть, где бессмертны все. Если бы всех
уничтожила наша рать, Хонгор один сумел бы ее покарать.
Некогда на пустынной, безлюдной земле Хонгра преследовали войска силачей. Огненный лик посерел, подобно золе, Веки смыкались Хонгровых львиных очей, В мощное тело вонзили враги бердыши,— Все ж не сумели
стащить с коня смельчака. «Видимо, нет у него при себе души»,- Так порешив, прекратили погоню войска. Хонгру подобных бойцов - не сыщем у
нас!»
* * * Выслушал грозный Киняс провидца рассказ, И обратился к Беке Цагану Киняс: «Сможешь ли ты разбить иноземную рать, Сможешь ли Хонгра живого в полон забрать,- Этого барса, мангасских полчищ грозу?» Молвил Цаган владыке такие слова: «Опустошить я сумею
Желтую Зу, Заполонить я сумею Алого Льва, В башню ворвусь - уничтожу Джангрову рать!»
Снова Беке Цагана Киняс вопросил: «Что,
если вдруг у тебя недостанет сил И храбреца не сумеешь в полон забрать?» «Если бойца не сумею в полон забрать, Гибель свою под вашей нагайкой
найду, В будущей жизни - пыткам подвергнусь в аду».
Молвил Киняс: «Хорошо, богатырь, пущу В битву тебя. Добудешь ты Хонгра в бою - Десять исполню желаний твоих и прощу Десять проступков, задевших душу мою. Выполнишь клятву, найдешь удачу в борьбе — Мирное
ханство в удел назначу тебе!»
Облобызал семикратно Цаган свой булат, Чье лезвие закалялось двенадцать лун. А от удара его тупея, говорят, Воспламеняется семислойный чугун... Трижды владыке страны поклонился Цаган, И своему коневоду сказал великан: «Надо в дорогу
отправиться скоро мне, Ну, приготовь-ка лихого Цохора мне, Крепкого, хоть Алтай на него положи!»
Мудрый старик, ясновидец Алтан Цеджи, Передает эти речи хану Богдо, Передает богатырскому стану Богдо. Голосом Хонгра наполнилась бумбулва:
«О мой нойон, затмивший
сиянье зари! О дорогие, как сердце, богатыри! Слышали вы мангасского хана слова, Слышали также Беке Цагана ответ, Ежели алую кровь на
песок пролью — Станет одним лишь глоточком богаче свет. Ежели высохнут кости мои на Эрклю — Горсточкой праха станет больше тогда. Ежели буду булатом сражен — не беда! Также не будет обидою для меня, Ежели гибель найду под копытом коня; Только сначала в ущельях
горных цепей Силу Цагана измерю я силой своей!..»
Джангар ответил, когда богатырь замолк: «Страшный овечьим отарам, Алый мой
волк, Острый бердыш, внушающий ужас врагу, Каменный щит мой, защитник моей души! Нет, одного пустить я тебя не могу, Чтобы с мангасом ты
встретился в дикой глуши, Не навещаемой даже смертью самой! Что, если выедем всей богатырской семьей?»
Хонгор сказал: «Неправильны
ваши слова, Заговорит обо мне людская молва: «Струсил перед мангасским посланием он, Справиться не сумел с чужестранцем он, К помощи
хана, к помощи войска прибег». Нет, не бывать позору такому вовек У достославных дербен-ойратов*, нойон, У достославных, непобедимых
племен! Воды стремятся в ложбины с горных хребтов; Делатель должен вкусить от своих плодов; После заката — летнему зною конец; После
кончины — счастья не знает боец; То, что случится, находится впереди...
Эй, коневод, коня моего приведи, Сивку ленивого, Лысого моего, Сильного, хоть Алтай нагрузи на него, Крепкого, хоть объезди полмира на нем! Пусть он слывет в мангасском диком краю - В странах владык
четырех - ленивым конем, Но не запомню я случая, чтобы в бою Дал он догнать себя вражескому коню, Дал он поймать себя в хитрую
западню!»
Между конями Джангровых богатырей В травах душистых, у холода чистых вод, Лыско резвился. Привел его коневод И оседлал у
прекрасных дворцовых дверей. И предстоящей взволнованный скачкой своей, Чуткие уши вонзая в святой небосвод, Зоркие очи вперяя в алтайский
кряж, Прыгал скакун через головы богатырей, Даже волос их копытами не задев. Были копыта красивей жертвенных чаш...
|