Калмыцкий народный эпос "Джангар"

"ДЖАНГАРИАДА" - величественный калмыцкий эпос

Калмыки, в более раннем названии ойраты, обладают замечательным героическим сказанием о богатыре Джангаре. Песни о Джангаре являются самыми излюбленными и самыми распространенными в устном народном творчестве калмыков.

Содержанием песен служит прославление цветущей страны Бумбы и ее богатыря, защитника и главы Джангара.

Страна Бумба, в которой живут герои поэмы, - это страна вечной молодости и бессмертия. Жители ее живут в довольстве и, ничего не деля на "мое" и "твое", славят в напевах сладостное бытие:

Счастья и мира вкусила эта страна,

Где неизвестна зима, где всегда - весна,

Где, не смолкая, ведут хороводы свои

Жаворонки сладкогласные и соловьи,

Где и дожди подобны сладчайшей росе,

Где неизвестна смерть, где бессмертны все,

Где небеса в нетленной сияют красе,

Где неизвестна старость, где молоды все,

Благоуханная, сильных людей страна,

Обетованная богатырей страна.

Защита страны Бумбы - основная идея "Джангариады". Все песни изображают отдельные эпизоды военной борьбы Джангара и его богатырей с иноземными врагами Бумбы. Следует отметить при этом, что все эти войны характеризуются как войны оборонительные, как войны, ведущиеся за честь и свободу страны от посягательства чужеземных поработителей.

Так, в пятой песне "О поединке Хонгра, Алого Льва, со страшным Догшон Мангна-ханом, владеющим исполинским чалым конем Манзаном" описываются подвиги богатыря Хонгора, который один вступает в борьбу против вероломного Догшон Мангна-хана, вознамерившегося покорить и уничтожить Бумбайскую страну, чтобы только угодить своему наследнику, с детства ненавидевшему Бумбу и мечтавшему об ее уничтожении.

В шестой песне "О подвигах богатыря Савра Тяжелорукого" братья-богатыри Савар и Хонгор бьются за честь и достояние Джангара с богатырями чужеземного хана Замбала, угнавшими весь несметный драгоценный табун Джангара.

В одиннадцатой песне "О поражении свирепого хана шулмусов Шара Гюргю" изображается освободительная война за восстановление Бумбайского государства и за освобождение из неволи его народа, покоренного иноземным ханом Шара Гюргю.

Последняя, двенадцатая песнь "О походе против лютого хана Хара Киняса" также посвящается справедливой войне против хана Хара Киняса, напавшего на старшего богатыря Хонгора - опору и надежду Бумбайской страны.

В "Джангариаде" сохраняются и воспеваются, как своего рода реликтовые отношения, лучшие времена из прошлого ойратско-калмыцкого народа, к которым относится главным образом XV столетие, когда было создано крупное ойратское государство, объединившее все четыре ойратских племени. Надо полагать, что тому периоду обязана своим происхождением и "Джангариада". Но не только этим ценна "Джангариада", - еще более важно то, что благословенная страна Бумба в народном сознании живет не только как страна прошлого, как "золотой век" в истории ойратского народа, но и как страна народных чаяний и ожиданий - страна будущего.

Академик Б. Я. Владимирцов справедливо считает, что "Джангариаду" надо признать удивительной выразительницей народного духа, стремлений народа, его чаяний, она рисует его настоящий мир, вот эту его повседневную, настоящую жизнь, но только возведенную в идеал; она является действительно национальной поэмой".

Громадная общественно-воспитательная роль "Джангариады" подтверждается всей историей калмыцкого народа. Калмыцкие воины, участвовавшие в народных движениях Разина и Пугачева, в национально-оборонительных войнах русского народа против шведов в рядах войск Петра I, против нашествия Наполеона в рядах войск Кутузова, в гражданской и Великой Отечественной войнах, вспоминали о подвигах Джангара и его двенадцати богатырей. "Джангариада" всегда вдохновляла калмыцкий народ на борьбу за счастливую жизнь, за ту жизнь, которая протекает в волшебной стране Бумбе.

О существовании и бытовании у калмыков эпического сказания "Джангар" в литературе было известно уже давно, но о содержании "Джангара" до прошлого века не было никаких сведений. Впервые в 1804 и 1805 годах Бергманом в Риге в немецком изложении были опубликованы две песни, но где и кем они были записаны - неизвестно.

Первое исследование калмыцкого эпоса "Джангар" принадлежит нашему известному монголисту А. А. Бобровникову, который в 1854 году опубликовал перевод одной торгутской песни "Джангара", записанной Н. И. Михайловым. Во введении к этому переводу А. А. Бобровников дает характеристику "народной калмыцкой сказки" "Джангар", исходя только из одной песни, которую он переводил, не зная о существовании других песен - целого цикла "Джангариады". Все же характеристика, данная А. А. Бобровниковым "Джангару", послужила основой для всех последующих исследований эпоса.

Уже А. А. Бобровников признал, исходя только из одной ему известной песни, что "Джангар" представляет собой весьма интересное явление именно в том отношении, что это, во-первых, оригинальное калмыцкое произведение и, следовательно, уже большая редкость, а во-вторых, это произведение народное и потому представляющее собою живое изображение понятий и склонностей калмыка". Все наши отечественные монголисты очень интересовались "Джангаром" и считали его своего рода шедевром устного народного творчества ойратов (калмыков).

Профессор К. Голстунский записал у торгутских джангарчи две песни и в 1864 году опубликовал их оригинальный текст без перевода. В дальнейшем профессор А.М. Позднеев дважды переиздавал эти песни - в 1892 и 1911 годах - и в специальном исследовании, посвященном устному народному творчеству монгольских племен - ойратов, бурят и др., заострил внимание на самобытности и своеобразии устного песенного творчества этих народов, которые он объяснял различием их исторических судеб, начиная с XV века.

После записей "Джангара", сделанных О. Ковалевским, И. И. Михайловым и К. Голстунским, было записано еще десять песен в Малодербетовском улусе со слов джангарчи Овла Эляева (Ээлян Овла). Эта запись проверена на месте профессором В. Л. Котвичем и в 1910 году была опубликована в литографированном издании.

В настоящее время имеется всего семнадцать песен "Джангара", из которых наиболее распространены двенадцать песен. В советское время вопросами "Джангариады" занимались академики Б. Я. Владимирцов и С. А. Козин. Б. Я. Владимирцов в предисловии к своей книге "Монголо-ойратский героический эпос" (1923) в общей характеристике ойратско-калмыцкого эпоса коснулся и "Джангара". При этом он оценку и анализ "Джангариады" дает главным образом с позиций теории "аристократического происхождения эпоса". Он утверждает, что цикл "Джангариады" возник и развивался исключительно в аристократической феодальной среде, которая щедро оплачивала джангарчи - исполнителей "Джангариады". Такое утверждение все же не мешало Б.Я. Владимирцову признать "Джангариаду" "удивительной выразительницей народного духа, стремлений народа, его чаяний".

В понятии народности Б. Я. Владимирцов, как и А. М. Позднеев, не различает идеологий двух противостоящих классов - эксплуатируемых и эксплуататоров, и поэтому в рассуждениях о народности эпоса ими не учитывается классовая дифференциация. Б.Я. Владимирцов много внимания уделяет сказителям ("тульчи", "джангарчи"), их происхождению, специализации и их роли в сохранении и дальнейшем развитии эпоса.

Изучение "Джангариады", по мнению Б. Я. Владимирцова, нельзя ограничивать рамками ойратского эпоса, необходимо учитывать те широкие культурно-исторические связи, которые имели ойраты на протяжении своего исторического существования, однако, он не связывает это с ущербом для национальной самобытности ойратского эпоса.

После академика Б. Я. Владимирцова исследованием "Джангариады" занимался академик С.А. Козин. В 1940 году им было опубликовано специальное исследование: "Джангариада. Героическая поэма калмыков".

В отечественной монголистике это первое филологическое исследование "Джангариады". Автор дает перевод четырех песен торгутской версии, которые представляют варианты опубликованных в настоящем издании песен пятой, шестой, одиннадцатой и двенадцатой. Во введении С. А. Козин освещает следующие вопросы: место "Джангариады" в общем монгольском и ойратском устном народном творчестве, время возникновения и оформления "Джангариады", иначе - возраст "Джангариады", содержание, изобразительные средства и язык песен. В результате этих исследований определился пятисотлетний возраст "Джангариады".

Народы Советского Союза высоко ценят величайшие памятники народного эпоса. В свое время были отпразднованы столетие первого издания финско-карельского эпоса "Калевала", семисотпятидесятилетие грузинской поэмы "Витязь в тигровой шкуре", семисотпятидесятилетие шедевра русского средневекового искусства "Слово о полку Игореве", тысячелетие армянской эпопеи "Давид Сасунский". А в 1940 году советская общественность торжественно отметила пятисотлетие калмыцкого "Джангара".

Правильно оценить идейное содержание "Джангариады" возможно только с учетом мировоззрения, идеалов народа именно в то время, когда зарождался и развивался эпос. Вполне естественным при этом представляется, что в "Джангариаде" проводятся идеи о хорошем, справедливом хане. Ограниченность миросозерцания в этом случае исторически объяснима. Наличие некоторых клерикальных буддийско-ламаистских элементов в "Джангариаде", как и в "Гэсэриаде", объясняется влиянием идеологии господствующего феодального класса, и это не уничтожает народную основу эпоса. Точно так же наличие общих героев, общих одинаковых сюжетов, образов и эпизодов еще не снимает самобытной основы творчества.

В истории изучения "Джангара" встречались утверждения, что калмыцкий эпос возник под влиянием иранского эпоса и тибетско-монгольского "Гэсэра". Культурно-исторические взаимовлияния народов являются вполне закономерными, и ойраты на протяжении исторического существования (считая даже только с XIII века) имели связи с разными народами Азии и Европы. Поэтому нельзя отрицать таких заимствований.

Интересно при этом отметить, что и А. А. Бобровников и Б. Я. Владимирцов, отдавшие дань теории заимствования, все же перед лицом действительных фактов вынуждены были прийти к выводу, что "Джангариада" "является действительно национальной поэмой". Исследования "Джангариады" академиком С. А. Козиным полностью подтвердили самобытность и относительную древность ойратско-калмыцкого эпоса.

"Джангар" привлекал внимание и исследователей русского фольклора, которые находили много общего у "Джангара" с русским богатырским эпосом - былинами. Однако сравнение в целях выяснения, кто у кого что заимствовал и чей эпос оригинальный, не выясняет народной сущности эпоса и не оправдывается фольклористикой. Сравнительно-исторический метод может быть полезен в истории изучения эпоса близких, родственных народов, например, славянских, тюркских, монгольских и др.

Сопоставление сходных фактов в эпосе разных народов также может быть полезно, когда оно служит не самоцелью, а средством, указывающим на обогащение национальной основы творчества и на общие пути в развитии героического эпоса. В этом плане академик Ю.М. Соколов указывал, что в "Джангаре" и русском былинном эпосе имеется много общего.

Ю. М. Соколов считает, что калмыцкий эпос по общему своему характеру и по своей жанровой природе ближе всего стоит к русским былинам. Близость к эпосу других монгольских народов вполне закономерна, и Ю. М. Соколов оставляет это в стороне. В сходстве с русскими былинами бросается в глаза, прежде всего, общий принцип объединения различных песен вокруг одного лица и одного географического пункта: в русских былинах - вокруг Киевского великого князя Владимира Красного Солнышка, в калмыцком эпосе - вокруг великого нойона (князя) Джангара и счастливой страны Бумбы.

И в русском и в калмыцком эпосе герои характеризуются яркими устойчивыми чертами. Как в русских былинах Илья Муромец определяется непоколебимой честностью и бесстрашием, Добрыня Никитич - образованностью, "вежливостью", Алеша Попович - смелостью, Чурило Пленкович - красотой и щеголеватостью, так в калмыцком эпосе Хонгор наделен не сравнимой ни с кем храбростью, Алтан Цеджи - мудростью и прозорливостью, Савар Тяжелорукий - силою, Санал - выносливостью, "златоуст" Ке Джилган - красноречием и т. д. Широкая устойчивая типизация является характерной чертой обоих эпосов.

И в русских былинах и в калмыцком "Джангаре", можно сказать, все типизировано: описание пира богатырей, их состязаний и поединков, описание их жилищ, одежды, вооружения, коня, богатырской поездки, богатырского сна, мужской и женской красоты, детства и старости, мужества и трусости, гнева и сострадания, вражды и дружбы.

Принципы контраста и гиперболизма, присущие эпическому стилю всех народов, в "Джангариаде" поражают своими грандиозными масштабами.

Особенностью калмыцкого эпоса является любовное отношение героев эпоса к коню. Едва ли найдется еще другой какой-либо эпос, где бы столько внимания было уделено коню, уходу за ним, его повадкам, его красоте, его боевым качествам. Как картинно, например, описывается боевой конь Хонгора Лыско:

С гладкими ребрами бегунец боевой,

С гордо посаженной маленькой головой,

С парой прекрасных, подобных сверлам, очей,

С парой ножницевидных высоких ушей,

С мягкой, изнеженной, как у зайца, спиной,

С грудью широкой такой, как простор степной,

С парой, как у тушкана, передних ног,

Напоминающих на скаку два крыла,

С парой чудесных, стремительных задних ног,

Вытянутых, как ученые сокола

Вытянутся, лишь наступит охоты час,-

Лыско подумал, до башни дойдя: "Вот и час

Пробил, когда седлать настала пора!"

Если много общих черт у калмыцкого эпоса с русскими былинами, то еще больше имеется различий. Наблюдаемые сходства в различных эпосах относятся больше всего к чертам внешнего, формального порядка и объясняются не только заимствованиями в силу существовавших в прошлом культурно-исторических связей, но и общими историческими судьбами создателей этих эпосов.

В отношении отмеченного сходства в циклизации русского и калмыцкого эпосов академик Б. Я. Владимирцов считает, "что калмыцкий эпос в своем развитии перешел те формы, в которых судьба оставила русские былины. Дело в том, Что в "Джангаре" гораздо больше внутреннего сходства действия отдельных поэм-песен, они связаны не только внешней связью - одним и тем же ханом, каждая из них является естественным продолжением, развитием предыдущей, почти не встречается противоречий".

Творческая самобытность калмыцкого эпоса подтверждается и подробным и любовным описанием предметов культуры и быта, предметов, созданных руками человека,- зданий, оружия, одежды, украшений и т. п. Детальное описание таких предметов дает возможность выяснить характер калмыцкой народной эстетики. Вторая важная проблема "Джангариады"- ее историчность, как и первая проблема - самобытности и народности, также была в центре внимания всех наших монголистов, которые занимались изучением ойратско-калмыцкого героического эпоса. Больше всех внимания этому вопросу уделяли А.М. Позднеев и С.А. Козин, и оба они, в конце концов, пришли к тому выводу, что ни к какому конкретному историческому событию или историческому лицу нельзя приурочить события или имена героев, о которых повествуется в "Джангаре".

А. М. Позднеев, отдавая дань так называемой исторической школе в фольклористике, пытался особенно тщательно проследить историю ойратского народа и найти в ней близкие события и деятелей, с которыми можно было бы отождествить повествование "Джангариады".

В результате своих исторических розысков он вынужден был заявить, что ойратский героический эпос не обладает конкретным историзмом в силу присущей такой особенности героическому эпосу вообще и благодаря еще тому, что мы мало знаем историю, быт и культуру ойратского народа.

Академик С. А. Козин проблему историзма калмыцкого эпоса разрешал в том смысле, что эпосу не присущ конкретный историзм, так как эпос в процессе своего развития воспринимает новые элементы под воздействием изменяющихся исторических условий. Несмотря на это, в калмыцком эпосе все же отразились крупнейшие события в жизни их создателей. Таким наиболее крупным событием явилось образование в XV веке мощного ойратского государства. Это была блестящая страница в истории ойратско-калмыцкого народа, и она ярко запечатлелась в повествованиях "Джангариады". Она же и обусловила происхождение, вернее сформирование, циклизацию "Джангариады".

Это положение считается наиболее правильным или, во всяком случае, наиболее близким к действительному разрешению проблемы историзма ойратско-калмыцкого эпоса. Следует еще сказать, что "Джангариада" как произведение искусства до сих пор мало еще изучалась. Первые попытки в этом отношении были сделаны А. М. Позднеевым, отчасти Б.Я. Владимирцовым и С.А. Козиным. Этому вопросу также уделил внимание калмыцкий поэт Аксен Сусеев в специальном исследовании - "Поэтика "Джангариады". Настоящее издание, как и первое юбилейное 1940 года, дает двенадцать песен из цикла "Джангариады". Русский перевод выполнен поэтом Семеном Липкиным.

Несколько слов о превосходном переводе Семёна Липкина. Перед переводчиком стояла труднейшая задача: не только передать близко или точно содержание и изобразительные средства ойратско-калмыцкой эпопеи, но и создать для читателей своим переводом то впечатление, которое получали и получают слушатели в национальной обстановке от исполнения своего джангарчи. Иначе сказать, переводчик должен был как бы воплотиться в джангарчи и словесными средствами, единственными в его распоряжении, создать необходимое впечатление, то есть передать и идейно-поэтические образы, и напев вместе с речитативом джангарчи, и своеобразное музыкальное оформление песен - звукопись.

Надо сказать, что Семён Липкин удачно справился со стоящей перед ним задачей и дал не просто перевод, а, можно сказать, самостоятельное эпическое произведение. Нам кажется, что этот успех во многом содействовал широкой известности "Джангариады" не только у нас в СССР, но и за рубежом.

Если в некоторых случаях в литературной обработке "Джангариады" и можно найти отступления от оригинала, то они вполне закономерны и оправдываются теми задачами изучения устного творчества народов СССР, которые ставит советская фольклористика, исходя из крупной общественно-воспитательной роли народного героического эпоса.

Б. К. Пашков, профессор.